Этой совсем уже неожиданной для меня фразой и закончилась плавная, прекрасно обдуманная речь бабушки. Ее серые глаза, оторвавшиеся было от работы, снова вернулись к ней и я могла вздохнуть свободно, не чувствуя больше на себе их проницательного взгляда, казалось видевшего меня насквозь.
Институт!
Так вот оно что! Так вот о чем понадобилось беседовать со мной бабушке! Институт! Новая непредвиденная мной жизнь, новые люди, новые места! Прощай, милая знакомая обстановка пансиона, прощайте славные, добрые товарки-девочки! Мало кто понимал меня там, но те немногие, успевшие узнать сложную, угрюмую, одинокую душу дурнушки Ло, те все-таки любили меня хоть самую малость. А те незнакомые, чужие мне девочки-институтки, будут ли они также добры и снисходительны ко мне! И что ждет меня там, в новой обстановке, в серых, угрюмых стенах закрытого, строгого учебного заведения, Бог знает.
Вся охваченная моими мыслями, я, как сквозь сон слышала продолжение плавной речи бабушки, все еще относившейся к моей особе.
— Я уже подала прошение, Ло, о зачислении вас в N-ский институт. Там есть свободная вакансия в третьем классе. И лишь только придет бумага, я отвезу вас туда. Вы так недурно учились в пансионе, что наверное выдержите экзамены и по институтской программе. Во всяком случае, я не уеду заграницу до тех пор, пока вы не привыкнете немного к новой для вас обстановке. Умейте ценить это, дорогая моя.
— О, я ценю это, бабушка! — нашла я в себе силы ответить и смущенно покраснела до корней волос.
— Наш разговор окончен. Вы можете идти, Ло, приготовлять ваши уроки, — милостиво кивнув мне головой, произнесла бабушка.
Я поспешно встала со своего места, поцеловала ее руку и направилась уже было к двери, как неожиданно ее голос остановил меня снова.
— Я надеюсь, Ло, — проговорил этот голос, отчеканивая по своему обыкновению каждый слог каждого слова, — я надеюсь, что вами останутся довольны и в институте, как были довольны в пансионе madame Рабе, — вы позаботитесь об этом, не правда ли? И потом ни на минуту вы не должны забывать вашего происхождения, Ло, вы — графиня Елизавета Гродская, дочь вашего отца и моя внучка! Помните это!
Голос бабушки звучал так торжественно, заканчивая эту фразу. Я, красная, смущенная, пролепетала что-то, чего не помню сейчас и поспешила скрыться за тяжелой плюшевой портьерой синей гостиной…
— Позвольте мне, chère madame, представить вам мою внучку. Надеюсь, девочка привыкнет скоро к вашему уважаемому учебному заведению и вы не найдете повода быть недовольной ею.
Всю эту маленькую тираду бабушка произнесла в то время пока рука ее пожимала худенькую бледную руку маленькой, тоненькой и чрезвычайно изящной дамы, пожилых лет, с заметной проседью в гладко причесанных волосах, с усталым, бледным, продолговатым лицом и умными, зоркими глазами.
— Я надеюсь, дорогая графиня, что ваша внучка будет чувствовать себя прекрасно в нашем муравейнике. Ведь она уже почти взрослая барышня. Сколько вам лет, дитя мое? — обратилась ко мне худенькая дама, оказавшаяся Александрой Антоновной Вязьминой, начальницей N-ского института.
— Четырнадцать! — отвечала я тихо, мучительно краснея по привычке под взором пристально обращенной на меня пары глаз.
— Только-то! А мне казалось, что вы несколько старше, — мягко произнесла она, протягивая руку и проводя ею по моим густым, тщательно причесанным волосам.
Увы! Это было так обычно для меня, что всем я казалась много старше моих четырнадцати лет! Ведь я была высока, как вешалка, старообразна и дурна при этом! Боже мой, как дурна и безобразна была бедная Ло!
Должно быть, мысли бродившие у меня в голове, отражались на лице моем черной тенью, потому что начальнице как будто сделалось жаль меня и положив мне на плечи свои маленькие аристократические руки с тонкими, длинными пальцами усыпанными перстнями, она проговорила еще мягче и ласковее, нежно наклоняясь ко мне:
— О, мы будем хорошо учиться! Я не сомневаюсь в этом! — И крепко поцеловала меня в лоб своими добрыми розовыми губами, прежде нежели я могла ответить ей на ее слова.
— Ну, графиня, проститесь с вашей внучкой. Я отведу ее в класс. А вас попрошу приехать в ближайший приемный день навестить девочку! Проститесь и вы с вашей бабушкой, дитя мое.
И Александра Антоновна слегка толкнула меня по направлению той, перед кем я беспричинно трепетала все долгие годы моего детства.
— До свидания, Ло. Учитесь хорошо, будьте прилежны, и помните каждую минуту, что ваши покойные родители наблюдают за вами оттуда, с небес, — проговорила торжественно бабушка, поднимая указательный палец и глаза к расписному потолку комнаты, в которой госпожа Вязьмина принимала нас.
Потом она перекрестила меня, поцеловала в голову и, еще раз пожав руку начальнице, шурша длинным треном шелкового платья, скрылась за дверью.
С того самого дня, в который мне суждено было узнать неожиданную новость о моем поступлении в N-ский институт прошло уже два месяца слишком.
Много было перипетий и сутолоки в эти два последние месяца моей обычно однообразной и небогатой событиями жизни. Получение ответной бумаги из канцелярии института с заявлением о моем приеме, сборы и прощание с пансионом Рабе, где все-таки были у меня, если не друзья и подруги, то умевшие привязаться ко мне за четыре года, совместного учения милые товарки-девочки… Мой альбом наполнился их карточками, моя тетрадка-дневник стихами моих бывших одноклассниц, а в моих ушах до самого дня выхода из пансиона то и дело звенели ласковые фразы бывших соучениц: