Некрасивая - Страница 21

К оглавлению

21

И закончив с гордым достоинством свою фразу, Фея негодующая тем сдержанным негодованием, которому она была только способна, сошла с кафедры под оглушительное «браво» и аплодисменты подруг.

И вдруг она почти что столкнулась лицом к лицу со мной. Что-то мелькнуло в ее взоре, быстрое как зарница. Усмешка тронула губы и она произнесла, глядя мне прямо в глаза, тоном не допускающим возражений:

— Гродская. Вы конечно последуете общему примеру, и хотя не успели еще войти в жизнь класса, но пойдете с ним заодно и не станете учить заданного историком урока.

Ее голос звучал повелительными нотками, а холодные, серые глаза смотрели, казалось, мне прямо в душу.

— Увы! Урок я этот уже знаю, — с сожалением в голосе вырвалось у меня, но отвечать его я не стану, разумеется, как и весь класс.

Легкая краска заиграла на бледных щеках Феи.

— Когда же вы успели выучить все двадцать страниц? — спросила она небрежно, все еще впиваясь в мое лицо пристальным взором.

— Я учила их раньше в пансионе. Мы проходили это в прошлом году, — отвечала я просто, но сердце мое почему-то сильно билось в груди.

— А! — не то разочарованно, не то завистливо проронила Фея и потом чуть прищурив глаза, проговорила с насмешливой по моему адресу улыбкой: — Знаете ли Гродская вы или действительно какой-то феномен по знаниям и подготовке или же… Или ужасная хвастунья… Право! — уже с чуть слышным смехом заключила она и отошла от меня.

Глава XII
Заговор приводится в исполнение

Он казался очень нервным и встревоженным в это утро. Уже потому как стремительно вбежала в класс его тщедушная миниатюрная, худая до невозможного фигурка в стареньком вицмундире с затертыми локтями, потому как он нервно пощипывал свою сивую клинышком бородку и по сероватой бледности его лица, можно было угадать что учитель истории был не в духе.

Размашистым жестом Бертеньев раскрыл журнал и расписался в нем на скорую руку. Потом скорчившись на кафедре и сделавшись еще меньше и невзрачнее, произнес, мельком окидывая класс.

— У нас сегодня, кажется задано великое переселение народов. Готы, остготы, вестготы, гуны и Атилла? Правильно я говорю, барышни? Ась?

Но «барышни» отвечали дружным молчанием на вопрос учителя, точно воды в рот набрали.

Спичка подождал минуту. Потом недоумевающе покачал головой, еще раз обвел класс удивленным взглядом перевел его на страницу журнала, где значились фамилии воспитанниц и снова спросил:

— Вы записаны дежурная по классу госпожа Иглова. Пожалуйте, барышня не угодно ли отвечать, что задано к сегодняшнему дню!

Иглова, высокая, рябая девочка с сильно развитыми скулами, за что и получила прозвище «киргизки» в кругу подруг, с маленькими, застенчиво бегающими глазами, неловко поднялась со своей парты и тихим нерешительным шагом поплелась на середину класса. Она остановилась в трех шагах от учителя, присела и стояла неподвижная и красная, как вареный рак.

— Великое переселение народов, готы и гуны нам заданы на сегодня, Иван Федорович, заикаясь от волнения, залепетала киргизка, — но… но… мы не приготовили на сегодня урока, никто! — обливаясь девятым потом заключила она и судорожно стиснув похолодевшие от волнения пальцы, уставилась в лицо учителя испуганными глазами.

Спичка в свою очередь внимательно взглянул на нее.

— Что это значит, барышня? Ась? С какой это поры вы берете смелость отвечать за других? Ась? — произнес он с заметным раздражением в голосе. — Если поленились выучить урок вы сами, то это еще не значит что вашему дурному примеру, последовал весь класс. Садитесь, барышня! Я ставлю вам единицу. — Ась? Заключил он свою речь любимым словечком.

— Ась! — громко откликнулся чей-то голос с того места, где сидела Аннибал.

— Госпожа Аннибал! Прошу молчать, — строго проговорил учитель, бросив в сторону африканки сердитый взгляд.

— Это не я, Иван Федорович, это эхо! — отозвалась опять Римма, не вставая с места.

— Прошу без эхо. Здесь не пустыня и не лес.

— Не лес! — покорно согласилась Африканка, опустив свою курчавую голову, в то время как остальные девочки сдержанно хихикали в пюпитры.

— Госпожа Аннибал! Пожалуйте к кафедре и извольте отвечать ваш урок! — произнес совсем уже рассерженным голосом учитель.

Аннибал стремительно вскочила со своего места, почти бегом, отчаянно стуча каблуками выбежала на середину класса и оскалив зубы в самой приятной и любезной улыбке, проговорила:

— Как Бог свят, Иван Федорович, мы не учили урока. Никто! Никто! Ни самые ленивые, ни самые прилежные. Как Бог свят, и я, конечно, также ничего не знаю. Мы не могли… Двадцать страниц… — лепетала она улыбаясь своими толстыми губами, сверкая черными глазами и перламутровыми зубками снежной белизны, как будто то, о чем она говорила было удивительно весело и приятно.

— Как и вы не знаете! Впрочем, это не мудрено. Вы ленивы, барышня, очень ленивы, — все заметнее и заметнее волновался Спичка, — ступайте на место, у вас будет единица! Это так несомненно верно, как меня зовут Иван.

— Единица так единица! Что такое единица, — возвращаясь на место звонким шепотом разговаривала Аннибал, строя уморительные гримасы, —


Единица, это такая птица,
Которая в конце года,
Не дает перехода!

Пропела себе тем же шепотком под нос шалунья, в то время, как весь класс сдержанно смеялся, пригибаясь к доскам пюпитров.

— Что вы там ворчите, госпожа Аннибал? — раздражительно произнес Бертеньев, — что вы себе под нос говорить изволите, ась?

21