Некрасивая - Страница 35


К оглавлению

35

Вся душа моя затрепетала… Заныла одним горячим желанием доставить приятное дорогому усопшему, который я была уверена смотрел на меня с неба в эти минуты. Ответить добром за зло, великодушием за предательство и подлость, вот что необходимо было сделать сейчас во имя моего папы, — и, опустив глаза на пол и багрово краснея, я прошептала чуть слышно в тот же миг:

— Я сама порвала мое сочинение. Лидия Павловна — я одна во всем виновата.

И сердце мое забилось усиленным темпом.

— Вы порвали сами? Но как же вы осмелились сделать это? — тоном скорее глубокого изумления нежели негодования и гнева строго допрашивала меня воспитательница.

Я молчала. Только все ниже и ниже клонилась моя голова, только ярче и ярче горел на моих щеках предательский румянец…

Лидия Павловна довольно спокойная в начале, этой сцены, теперь уже стала заметно волноваться.

— Гродская! Извольте мне отвечать. Зачем вы порвали ваше сочинение, которое по институтским правилам должно оставаться, вы это знаете прекрасно, до самого конца учебного года? — прозвучал совсем уже сурово её дрогнувший голос…

Я молчала… Молчала, как рыба и только дышала бурно и тяжело.

— И зачем, для чего, вы пришли сюда не во время, когда это строго запрещается нашими институтскими правилами? — все более и более волнуясь продолжала свой допрос классная дама.

Я продолжала молчать… Голова моя начинала кружиться. Глаза застилал знакомый туман…

— Вы будете мне отвечать или нет? — уже со всем гневно задрожало над моей головой.

Мои губы сомкнулись плотнее, мои глаза упорнее рассматривали квадратики паркета, закапанные чернилами и мой язык, как одеревенелый, не шевелился во рту.

— Вы упрямы, Гродская! Это новость! — иронически усмехнулась моя наставница. — Такая прекрасная ученица, так хорошо воспитанная девушка и вдруг! Нет я положительно не узнаю вас сегодня! Какой демон поселился в вас? В последний раз обращаюсь к вам с вопросом: зачем вы разорвали вашу письменную работу и как вы осмелились явиться сюда в запрещенный час? Вы будете отвечать или нет? Берегитесь, Гродская, у меня немало терпения, но и оно может иссякнуть! Извольте же принести чистосердечное раскаяние или вы будете строго наказаны, я не остановлюсь не перед чем!

И так как я все еще молчала, по-прежнему неподвижно стоя у пюпитра, Лидия Павловна схватила меня за руку и гневно крикнула с покрывшимся теперь багровыми пятнами возбуждения лицом.

— Передник! Снимите передник сейчас же Гродская, как видите, я умею сдерживать свое слово. Вы останетесь весь день без фартука, а теперь ступайте со мной в столовую обедать!..

И почти сорвав с меня передник, Лидия Павловна небрежно бросив его на скамейку, стремительно вышла из класса, приказав мне следовать за собой. Большего эффекта, нежели тот, которое произвело мое появление в качестве наказанной «без передника», перед всем институтом вряд ли можно было себе представить! Едва я появилась на пороге столовой, как все головы повернулись ко мне, несколько сот глаз устремились на меня, сотни пар губ зашептали громко:

— Mesdames! Новенькая наказана! Успела «отличиться»! А еще говорили, что она святоша! Такой же очевидно, «сорванец», как и мы все грешные! — переговаривались воспитанницы чужеземки.

Я взглянула на Аннибал и Незабудку. Обе девочки сидели, как на иголках, с горящими ушами и пылающими лицами, избегая моего взгляда. Очевидно, совесть их подсказывала обеим, каким образом я очутилась в роли наказанной. Зато другие ровно ничего не понимая, хлопали глазами, изумленно глядели на меня. У Валентины Муриной в её лучистых глазках стояли слезы и вот, вот казалось каждую минуту, что она разрыдается навзрыд…

— Что с тобой случилось Лиза? Почему тебя наказали? — дрожащим голосом обратилась она ко мне.

Я хотела отвечать ей наскоро выдуманную мной причину, но судьба, очевидно, сжалившись над бедной Ло, избавила ее от новой лжи, такой ненужной и бесполезной.

Около нашего стола точно из-под земли выросла Лидия Павловна и строгим голосом проговорила так громко, что ее могли с успехом слышать, и два остальные стола «третьих»…

— Не удивляйтесь, дети! Гродская наказана мной за то, что она осмелилась разорвать свое сочинение по русскому языку и отказалась объяснить мотивы этого поступка. Вы видите, что и к хорошим и к дурным воспитанницам я одинаково бываю справедлива, и наказываю наравне, тех и других, поскольку они заслуживают этого! — торжественно заключила свою речь Студнева и отошла к своему обычному месту за первым столом.

Глава XIX
Страшная ночь

Ночь… Тишина… Полная тишина царит в длинном полутемном дортуаре. Коридорный ночник еле мерцает за матовым окном. Впрочем, он едва ли необходим сегодня. Полный месяц бродит по небу и лучи его назойливо пробиваются сквозь темно-синюю штору окна. Белые пятна луны играют на полу дортуара, на чисто, выбеленных, окрашенных клеевой краской стенах, на темных нанковых одеялах и на лицах крепко спящих девочек в этот полуночный час. Что все они спят крепко, в этом я не сомневаюсь. Легкий храп, короткие обрывистые фраз спросонок, неровный вздох, то и дело вылетающие то из одного, то из другого угла спальни, свидетельствуют об этом крепком глубоком сне. Подле меня, заложив, по обыкновению, над головой свои худенькие ручки спит Мурка… Она дышит неровно и глубоко, изредка всхлипывает судорожно, точно плачет…

Бедная Мурка! Как я измучила ее за весь сегодняшний день, помимо собственной воли! Не смотря на все приставания и вопросы девочки по поводу разорванного сочинения, я отвечала молчанием или отделывалась общими фразами, едва ли не затемняющими еще более настоящую суть дела. Бедная, бедная Мурка! Чуть ли не в первый раз за все время нашей дружбы она легла спать, недовольная своей Ло.

35