Некрасивая - Страница 6

— Ее сиятельство графиня Гродская! — зазвенел с ближайшей скамейки чей-то насмешливый голосок и мои глаза беспомощно метнувшиеся по классу встретились с голубыми дерзкими глазами Незабудки.

Я вспыхнула до корней волос и потупила голову.

— М-lle Зверева. Я вас попрошу молчать! — снова на чистейшем французском языке проговорил m-eur Nidal и его глаза сердито блеснули в сторону маленькой насмешницы. Потом он попросил меня прочесть одну из басен Лафонтена и пересказать ее своими словами. Я хорошо владела языками, французским, немецким и английским благодаря заботливости бабушки, окружавшей меня иностранными боннами и гувернантками до одиннадцати лет пока я не поступила в пансион Рабе. Чем дальше рассказывала я прочтенную басню, тем ласковее становилось лицо внимательно слушавшего меня учителя, а когда я окончила он даже слегка зааплодировал мне:

— Прекрасно! Прекрасно! У вас чудесный выговор, m-lle! — произнес он по-французски и одобрительно кивнув мне головой, отпустил меня на место.

— Вы прекрасно говорите по-французски! — встретила меня Фея и ее красивое личико обратилось ко мне, — только вам надо отвыкнуть от скверной привычки краснеть и смущаться. А то девочки будут постоянно поднимать вас на смех. А это очень неприятно. Я видела, как француз поставил вам 12. Это очень хорошо! — произнесла она со своим спокойным невозмутимым видом маленькой королевы.

Я хотела ответить что-нибудь моей новой знакомой и подняла голову. В туже минуту маленький скомканный шарик ударил меня в лоб и упал на мою парту. Я вздрогнула и чуть не вскрикнула от неожиданности.

— Это верно записка от кого-нибудь из наших! — шепнула мне Фея, — прочтите ее скорее, а то madame Роже заметит еще и будет бранить.

Я быстро схватила белый комочек, развернула его и прочла:

...

«Новенькая, пожалуйста не сердись на меня. Ты плакала, я тебя обидела, но я не хотела, тебя обидеть!

Я не хочу чтобы ты плакала! Я не нарочно, как Бог свят. Я очень глупая, оттого. Так говорит моя милая Диночка и все другие. Если ты не сердишься, то обернись назад, я сижу за тобой. Покамест прощай.

Я не могла не улыбнуться, прочитав эту наивную записку, написанную крупными вкривь и вкось идущими буквами, с бесчисленными ошибками и четырьмя кляксами в виде непрошенных украшений на ней. Я обернулась назад и в тот же миг увидела оливковое лицо, сверкающие как морская пена великолепные зубы и танцующие, как живые черные вишни, обрызганные росой, глаза Аннибал. Все лицо девочки красноречиво выражало такую веселую и простодушную мольбу, в одно и тоже время, что я бы охотно расцеловала ее смуглую рожицу.

Поймав мой взгляд она радостно закивала своей курчавой головой и зашептала что-то, чего за дальностью расстояния не могла разобрать.

— М-lle Колынцева! — прозвучал в эту минуту голос учителя — voulez vous me repondie votre lecon?

Фея быстро и легко поднялась со своего места, слегка обдернула на себе белую пелеринку и легким шагом скользнула на середину класса. Она отвечала гладко и красиво и также свободно владела французским языком, как и я. Во время ответа ее матовые щеки заалели нежным румянцем и она стала почти прекрасной. За ней были вызваны еще четыре девочки и Римма Аннибал в их числе. Последняя не знала урока, путала и заикалась произнося строки басни и когда, наконец раздосадованный учитель отпустил ее на место, поставив ей двойку, африканка не мало не смущенная этим, направилась между рядами пюпитров к своей скамье то и дело задевая по голове рукой то ту, то другую из товарок.

Вскоре вслед за этим прозвучал звонок, и девочек выпустили в коридор, пока в классе открывали форточки…

Едва только я перешагнула порог комнаты, как кто-то стремительно и бурно бросился мне на шею. Я успела только рассмотреть два огненно-черные глаза; белую как кипень полоску зубов и яркие губы, полураскрытые простодушной улыбкой.

— Милая! Душенька! Не сердись на африканку! На глупышку! На дурочку! Пожалуйста не сердись! Не буду! Как Бог свят не буду, шоколадная, моя! Дай, поцелую! Вот так! Вот так! — лепетала Аннибал, покрывая мои щеки, глаза, лоб и брови градом горячих, бурных поцелуев. Потом схватила пеня за руку и крикнув: — Пойдем, я покажу тебе институт! — помчалась куда-то с быстротой стрелы, увлекая меня за собой. Я поневоле должна была следовать за ней, потому что ее сильная не по годам большая рука держала меня так крепко, что не было никакой возможности вырваться из ее цепких пальцев.

— Скорее! Беги скорее! Ну, ну же, беги, как молодой конек! Неужели же ты не умеешь еще бегать? — подбодряла она меня летя как стрела, пущенная из лука. Увы! Она сама бежала с такой стремительностью, что я едва поспевала за ней. Институтки, попадавшиеся нам на встречу, в ужасе отскакивали от нас и рассыпались в разные стороны. Их испуганные и негодующие восклицания долетали до моих ушей.

— Боже! Опять эта Аннибал взбесилась!

— Mesdames, смотрите она и новенькую начинает смущать!

— Кажется и новенькая из породы «диких»!

— Да, да! Недаром у нее вид негритянки. Похожа на Аннибал, как родная сестра.

— Боже они собьют нас с ног сию минуту… А мы, между тем бежали все быстрее и быстрее…

Вот кончился бесконечно длинный коридор. Вбежали в залу, белую красивую комнату со стенами выкрашенными под мрамор с портретами царствующих лиц изображенными во весь рост и развешенными по стенам. Из залы пулей вылетели на лестницу, поднялись в третий этаж (зал и классы находились во втором) и влетели в длинную просторную о шести окнах спальню с четырьмя рядами кроватей покрытых серыми нанковыми одеялами. Аннибал метнулась птицей к ближайшей из них ткнулась головой в жесткую подушку и, дрыгая ногами, и хохоча во все горло, кричала в голос так громко, что ее, я думаю, было слышно не только в соседней умывальной комнате, с широким желобом по стене и с целым десятком кранов, но и, на самом дальнем конце института.